Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Дмитрий Захаров – Добрый вечер. В эфире программа «Цена Победы» и ее ведущий Дмитрий Захаров. Виталий Дымарский сегодня отсутствует, зато у меня снова в гостях главный редактор «Независимой газеты-Религия» Марк Смирнов. И тема нашего сегодняшнего разговора это «Крестовый поход церквей на Советский Союз». Церквей, потому что в крестовый поход вслед за наступавшими на нашу территорию немецкими войсками устремились и представители разных вероисповеданий. Вот это вот будет темой нашего сегодняшнего разговора и прежде, чем предоставить слово Марку, я называю номер нашего эфирного пейджера 725-66-33 и номера наших телефонов в студии 783-90-25 для москвичей и 783-90-26 для жителей других городов. Во второй половине передачи, как это всегда бывает, мы ответим на ваши звонки, а в конце будет очередной эпизод из хроники Елены Съяновой. Итак, Марк, начнем сначала. В прошлой программе мы говорили о том, что происходило с церковью после прихода к власти в Германии нацистов. Теперь наша теме – это что делала церковь, когда 22 июня 1941 года немецкие полчища вторглись на территорию Советского Союза? Как отнеслись к этому представители католической церкви, лютеранской церкви, естественно, а также православной церкви за рубежом, как это принято говорить сейчас, потому что такая церковь имелась и у нее тоже были, вероятно, свои интересы на территории Советского Союза.

Марк Смирнов – Добрый вечер, Дмитрий, добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Я бы сказал следующим образом: вот этот «дрангнах остен» или «поход на Восток», он во многом изменил отчасти политику Третьего рейха до войны. Вот как раз в прошлой передаче мы говорили о том, что эта политика не была достаточно ясной, она имела самые разные воплощения в разных лицах. Ну, например, надо вспомнить, и мы говорили в прошлый раз про Мартина Бормана. Вот вы сказали в прошлый раз, что он был хозяйственник, в общем-то, и занимался хозяйственными делами партии – национал-социалистической рабочей партии Германии. Но надо сказать еще, что после побега Гесса в Британию, когда он улетел туда на самолете, он оказался уже фигурой, естественно, выбывшей из окружения Гитлера, он оказался, в общем-то, предателем по сути дела для Рейха, и вот начальником партийной канцелярии стал Мартин Борман. Он отличался своей очень жесткой политикой вообще против религии и против церкви какой бы то ни было, католической или лютеранской.

Д. Захаров – А почему?

М. Смирнов – Думаю, что это связано как-то именно с его принадлежностью к окружению Гитлера, потому что именно партийная канцелярия, сам Гитлер, они все-таки конструировали, как мы говорили уже в прошлый раз, религию новую, они хотели создать и нового человека, и новую религию, которая была бы замешана на нордических мифах, на создании собственного такого рыцарского или «черного ордена», состоящего из членов СС, элиты Третьего рейха, партийной элиты, и они рассматривали, конечно, как бы вот этот временный альянс с церквами, с лютеранской прежде всего, потому что им даже удалось создать национальную церковь, церковь немецкую, которая отождествилась с лютеранством в Германии, и альянс с католической церковью, с которой был заключен конкордат, все это временно для того, чтобы постепенно создать все предпосылки для создания новой религии, новой, если можно так выразиться, церкви. Гитлер воспринимался как спаситель.

Д. Захаров – Мессия.

М. Смирнов – Да, как мессия. И вот слово «спаситель» здесь совершенно не случайно, потому что он воспринимался действительно как спаситель из разрухи экономической, которая была в Германии времен Веймарской республики, одновременно и спаситель после того краха, который потерпела Германия в период первой мировой войны, но за всем этим еще и стояла некая религиозная миссия. Он должен, по мысли партийных идеологов и, в частности, еще одной крупной фигуры, которая занималась религией, Альфреда Розенберга, который был идеологом партии, воплотить этот германский миф, в котором Гитлеру отводилась такая главнейшая, центральная роль. Так вот, с началом второй мировой войны, собственно говоря, даже еще с нападения на Польшу, партия вынуждена была как-то дать сигнал, что не нужно столь решительных действий по введению, скажем, языческого календаря для немецких крестьян, которые стали вдруг по указанию идеологов уже отмечать летнее и зимнее солнцестояние, поклонение солнцу, специально возрождались языческие культовые обряды для того, чтобы добиться лучшего урожая, то ли для того, чтобы немцы как бы ближе почувствовали себя к той прародине, которую потеряли благодаря христианству, которой на самом деле являлось, по их мысли, религией иудейского Бога. Создавался ведь миф о том, что, собственно, и Иисус – это нордический герой, которого замучили евреи. Все это, конечно, не работало для того, чтобы воевать. Когда страна воюет, необходимо, чтобы была консолидация – партии, народа, фюрера, и в этой консолидации все-таки религиозность германского населения давала себя знать и поэтому все как бы осталось в идеологической схеме на своих местах, но уже вот такого стремительного броска от прошлого и христианского прошлого в новый мир, в новую религию, от этого решили отказаться.

Д. Захаров – На время или насовсем?

М. Смирнов – На время. Вот в дневниках людей из окружения Гитлера много говорилось о том, что Гитлер говорил о том, что придет время, когда наступит тотальная победа, когда мы завоюем мир и придет новое поколение, которое воспитывалось уже в то время с 30-х годов в «Гитлер-Югенд», в детских еще организациях, до «Гитлер-Югенд» была промежуточная детская организация...

Д. Захаров – Октябрята.

М. Смирнов – Своего рода, да. ...в женских молодежных организациях. Вот когда придет вот это новое поколение, когда физически вымрут старые люди, когда немцы обновятся, вот тогда наступит и новая религия. В частности, рейхсфюрер СС Гиммлер, который отличался особой мистичностью, надо сказать, среди всех партийных товарищей, партайгеноссе, Гиммлер отличался особой склонностью к мистицизму. Все остальные были более или менее практики. Да, они, конечно, говорили о почве, о крови, о необходимости восстановить вот это героическое нордическое прошлое, искали и создавали даже специальные лаборатории по возрождению, Ананербе, о котором мы тоже упоминали в прошлой передаче, но вот Гиммлер считал себя еще и перевоплощением императора Генриха I, и его могила была превращена в такой орденский культ, его храм, где было захоронение короля...

Д. Захаров – А где оно было?

М. Смирнов – В Эвельсбурге.

Д. Захаров – В Эвельсбурге, там был замок, штаб-квартира СС.

М. Смирнов – Да, если не ошибаюсь, там, но могу, конечно, тут и ошибиться. Но вот этот храм, где было захоронение короля, превратилось вот в такое ритуальное место орденское, где собирались высшие чины СС, особо посвященные, у которых были специальные перстни с «мертвой головой», которые руническими знаками украшали этот храм, алтарь выбросили, скамейки выбросили и, по свидетельству многих очевидцев, Гиммлер даже иногда уединялся после официальных ритуалов, уединялся в крипте, где находились останки короля и как будто бы с ним даже говорил и имел какие-то откровения в отношении будущей борьбы Райха, Третьего рейха, третьего царства, так сказать, в победе против Азии, против монголов, тех, которые противоположны нордическому всему. И что интересно, что в этих своих увлечениях Гиммлер, конечно, шел очень далеко. Кроме вот этого института или лаборатории, Ананербе, еще и создавались, конечно, непосредственно эксперименты. Нацистские медики в концлагерях проводили ужасающие эксперименты над людьми, но, опять же, для выявления нордической расы и выяснения слабых мест у противника. Ну, это все история нацизма, а нам надо говорить о религии.

Д. Захаров – Ну да. Я добавлю буквально несколько слов. Замок в Эвельсбурге сохранился по сей день, зал-пантеон группенфюреров тоже сохранился практически нетронутый, где предполагалось делать захоронения наиболее отличившихся, а история с перстнем, покрытым рунами, перстнем СС – отдельная тема, я ее как-то коротко поднимал. Дело в том, что череп на перстне и череп в мифологии немцев – это череп Адама, лежащий у основания креста.

М. Смирнов – На Голгофе.

Д. Захаров – И на протяжении столетий, начиная с тевтонцев, это был знак готовности к самопожертвованию, служению Господу и прочее, прочее. И когда хоронили Фридриха Прусского, короля, у него на надгробном покрывале было вышито по углам четыре таких черепа. В первую мировую войну знак черепа получил большое распространение. А вот применительно к Гиммлеру история очень интересная: поскольку он кончил все-таки сельхозинститут, то посмотрев на череп, который изображался в предыдущие эпохи, он сказал «нет, это неправильный череп, вы должны изображать череп анатомически точно, повернуть его соответствующим образом», и если в немецкой мифологии череп был без челюсти, и, собственно, на всех изображениях черепа на Голгофе нижней челюсти нет, то на эсэсовском черепе челюсть, естественно, была, и челюсть правильная, и находилась на должном месте, глазницы были тоже правильной формы, но как бы сама идея жертвенности и готовности к самопожертвованию в контексте черепа сохранялась. Эсэсовцы получали кольцо с черепом не за просто так. Надо было очень отлично. И, что интересно, после гибели кольцо не оставлялось семье, оно должно было вернуться в Эвельсбург, то есть тоже некая такая символика, где их нанизывали бы на какие-то шесты, по которым можно было судить, сколько было отличившихся и сколько из них принесло себя в жертву.

М. Смирнов – Ну, я бы добавил, что и вообще вот эти, так сказать, герои СС, они рассматривались не просто как герои, ну, как герои любой войны, любой борьбы, а именно мученики, и как бы здесь опять-таки происходила такая квазирелигиозная подмена, когда новая религия, опять же, вбирала в себя старые культы мучеников христианских за идею, за веру...

Д. Захаров – Ну да, Хорст Вессель, Шлягитер – эти персонажи, мученики же тоже, ни много ни мало.

М. Смирнов – Конечно. Я еще упомянул о Третьем рейхе – такое расхожее название, но почему именно Третий Рейх? Вот здесь историки указывают на то, что нацисты хотели подчеркнуть одновременно не только преемственность Римской священной империи, империи германской второй и, соответственно, они создавали как бы третью, но они еще здесь имели в виду то, о чем говорит Откровение Иоанна Богослова в Новом Завете о наступлении тысячелетнего царства, и это тоже третье как бы царство, оно мыслилось как именно то, о чем говорилось даже в Священном христианском Писании или в Откровении Иоанна Богослова.

Д. Захаров – Марк, ну, давайте вернемся к нападению Германии на Советский Союз. Перед военными открылось огромное пространство для реализации своих планов и амбиций и перед церковью, которая видела перед собой миссионерскую...

М. Смирнов – Поле, миссионерское поле.

Д. Захаров – Да, поле для миссионерской деятельности непаханое, потому что большевики же церковь практически обнулили и, соответственно, я так полагаю, что представители пронацистской церкви, и католической, которая пострадала в Германии от нацистов, и православной в изгнании видели там новоявленную паству, которую надо было окучить.

М. Смирнов – Несомненно. Я только скажу, что проблемами, скажем, прежде всего православной церкви в Третьем рейхе занималось несколько ведомств. Прежде всего это было кирхен-министериум, то есть министерство по церковным делам; это было главное управление имперской безопасности, куда входила и государственная тайная полиция и служба безопасности; одновременно этим занимался и Розенберг, который возглавил с началом военных действий министерство по делам оккупированных восточных территорий, именно восточных, потому что он не занимался, скажем, оккупированной Францией или другими западными странами, а именно восточных территорий.

Д. Захаров – Собственно, Розенберг ведь уроженец Ревеля – Таллинна.

М. Смирнов – Да, и выпускник Дерптского или Юрьевского университета, который прекрасно знал русский язык.

Д. Захаров – Ну да, более того, я не знаю, насколько эта информация достоверна, но вроде бы он даже в ЧК успел послужить.

М. Смирнов – Ну, насчет этого не берусь утверждать, но то что он разработал принципы, которые, кстати, были сначала как бы оглашены в личной беседе Гитлером, потом уже Розенберг как бы сформулировал их, они предусматривали следующее: военная администрация, военные капелланы, которые действовали в частях – это были и католические, и лютеранские священники, священнослужители, пасторы, они не должны были оказывать никакой помощи, религиозной помощи населению в оккупированных территориях, не поддерживать их религиозность. Задача была сначала совершенно такая грубая и достаточно, опять же, фанатически партийная – не препятствовать возрождению религиозной жизни, но и не способствовать, и добиться того, чтобы православная церковь оказалась атомизированной, разделенной на самые разные группы и общины людей, не связанных какими-то едиными церковными структурами – епархиями, метрополиями, патриархией, допустим, то есть все атомизировано. Причем, разделение касалось также не только территорий, но и национальностей. Грубо говоря, если есть белорусы, то они отдельно, украинцы – отдельно, балтийцы, если они исповедуют православие, то они тоже отдельно, и военным капелланам разрешалось оказывать религиозную помощь, какие-то религиозные требы совершать только если речь шла о католиках или лютеранах, вот им, военным капелланам, можно было совершить в каком-то латышском или литовском приходе, если не было священника, совершить мессу или лютеранскому пастору в Эстляндии, но православные здесь совершенно отдельно существовали.

Д. Захаров – Отсюда возникает такой вопрос, Марк. Вот они двигаются вместе с войсками в глубь советской территории. Министерство по церквям не разработало некий план лютеранизации или введения новой немецкой церкви на оккупированных территориях или их вполне устраивало, что местное население будет исповедовать присущую ему религию, пусть даже в раздробленном виде? То есть не было какого-то такого глобального плана перекрещения, скажем?

М. Смирнов – Нет. Главная задача была в одном – это использовать в пропагандистских целях все церкви, религиозные организации, которые действовали в то время на оккупированной территории бывшего СССР, чтобы они поддерживали политику военной администрации, чтобы участвовали во всевозможных молебствованиях, празднованиях, не знаю, дня рождения Гитлера, прославляли германское оружие и выражали такую верноподданность. Вот это как бы главное. И вот эта вторая часть, она в процессе войны стала все больше превалировать. Вот все вот эти теории о том, что надо атомизировать, надо раздробить, это все так, в общем, и осталось пустой болтовней и просто осталось на бумаге в архивах.

Д. Захаров – Ну, здесь можно провести некую аналогию с Ордой. Ведь Орда была невероятно веротерпима и, допустим, когда Александр Невский ездил в ставку к Батыю получать ярлык на царствование и был провозглашен приемным сыном Батыя, ведь сын Батыя Сартак был христианин. Как это называлось?

М. Смирнов – Он был несторианин.

Д. Захаров – Несторианец. То есть в Орде понимали, что для того, чтобы контролировать территорию, лучше иметь единую церковь, присущую этой территории и не вступать в конфликты и как-то ее делить. Вот у немцев было понимание или они к этому так и не пришли?

М. Смирнов – Я бы сказал, что приблизительно такое понимание было у военного командования, которое действовало подчас вопреки указаниям и имперской партийной канцелярии, и церковного министерства, и иногда даже вопреки службе безопасности. И надо сказать, что это понятно, почему. Потому что в основном все это происходило в сфере деятельности военной администрации. Это все-таки еще был тыл, где военная администрация управляла. От нее больше зависело, чем от всяких рескриптов, получаемых из Берлина.

Д. Захаров – Ну да. Ну, вспомните дневники Федора Фон Бока или мемуары Хайнца Гудериана – неоднократно можно увидеть упоминания, что в том или ином городе, в том или ином месте верующие или представители церкви просили разрешения открыть храмы и они эти разрешения, безусловно, давали. А как себя вела в этой ситуации православная церковь за рубежом? Она тоже шла вслед за танками Вермахта?

М. Смирнов – Вот здесь очень любопытная история. Дело в том, что в 30-е годы, когда Русская зарубежная церковь оказалась в сфере влияния германской политики не только в далекой Сербии, но прежде всего на территории самого Третьего Рейха, вот с приходом Гитлера, это, в общем, стало как бы проблемой. Проблемой почему?

Д. Захаров – Проблемой для кого?

М. Смирнов – Для немецкого руководства, для Рейха. Почему? Потому что русская православная церковь в эти годы, в 30-е годы, оказалась раздробленной. Часть приходов западноевропейских была в юрисдикции зарубежной церкви с центром в Сербии, Белграде, другая часть подчинялась митрополиту Евлогию Георгиевскому в Париже, который тоже не признавал власть московского синода, в то время возглавляемого митрополитом Сергием Страгородским, тогда еще не патриарха, и только отдельные приходы, в частности, в Берлине один-единственный приход, который возглавлял протоиерей Георгий Прозоровский, он подчинялся экзарху Прибалтики Елиферию, который как бы имел поручение по управлению всеми приходами в Западной Европе. И для идеологов, и для имперской службы безопасности в Третьем рейхе это была проблема. Почему? Потому что они видели, особенно в приходах, подчиняющихся Парижу, они видели опасность, потому что это Франция, как они считали, страна противостоящая. Они делили вообще русскую эмиграцию, скажем, на два разряда: одних, которые еще в период первой мировой войны стояли за сближение, за сепаратный мир с Германией, и ориентированы были на Германию, и в эмиграции это очень четко проявлялось; другая группа русских эмигрантов была ориентирована на Антанту, то есть Франция-Англия, а, значит, оттуда враждебное влияние, страны Антанты, опять же, масонское влияние, американцы, все это очень плохо, тем более что митрополит Евлогий подчинялся Константинополю, и они считали, что это опять-таки такое западно-англо-американское влияние. Поэтому их задача была все эти приходы отнять у митрополита Евлогия. Для этого шли на самые разные ухищрения, вплоть до того, что Гестапо занималось выдворением неугодных лиц. В частности, известный такой впоследствии архиепископ Иоанн Сан-Францисский, Ян Шаховской, он был выдворен Гестапо из Германии как человек без гражданства, который занимается поддержкой антигерманских каких-то настроений, враждебных Германии, и тем самым вот его выдворили. Надо сказать, что вообще когда Гитлер пришел к власти, то все представители церквей – и митрополит Анастасий из Белграда, и митрополит Евлогий, и даже представитель Московского патриархата протоиерей Прозоровский – они все направили свои послания, в которых обратились к канцлеру Германии с выражением почтения и надеялись, что таким образом их как бы лояльность будет гарантирована. Но служба безопасности указывала – есть документы, которые хранятся в архивах – они писали в церковное министерство о том, что большинство русских эмигрантов подвержены идее противостояния Рейху, многие видят в Сталине не просто большевика и грузина, а некоего русского, который как царь Петр или Иоанн Грозный возглавляет Россию, а Красную Армию видят как часть русской исторической какой-то действительности, которая, опять же, возрождает русский национальный дух, и указывали на необходимость борьбы с подобными проявлениями, поэтому здесь сразу была сделана ставка на Зарубежную церковь, которая полностью признала политику Гитлера. Более того, митрополит Анастасий установил такие тесные отношения с Третьим рейхом, что немецкое правительство, германское, нацистское, было вынуждено даже пойти на строительство в районе Тегель в Берлине православного храма.

Д. Захаров – А в каком году это?

М. Смирнов – Это 1936 год, когда был заложен храм, причем это строилось на деньги немецких профсоюзов, нацистских профсоюзов. Таким образом ставка была сделана на зарубежную церковь. Но, что интересно, с началом второй мировой войны тем не менее все желание, так сказать, на плечах, на штыках, вслед за армией придти на освобожденные территории, там восстановить церковь и там начать действовать, даже прославляя Гитлера и служба ему молебны, не удалось, потому что и военное командование, как я сказал, и партийная канцелярия – все препятствовали этому. И в результате миссионеров из Германии, православных миссионеров, на то обширное поле так и не пустили. То же самое и католических миссионеров нацистское руководство в Россию, на Украину не пустило. Что интересно, что только в частях итальянской и румынской армий, вот там католические и православные миссионеры могли действовать, ну, особенно католические, в данном случае если речь идет об итальянской особенно армии, которая действовала на юге, на Украине, вот там среди капелланов были выпускники Коллегии «Руссикум», которая специально готовила в Риме священников восточного обряда со знанием языка, со знанием традиций, православных традиций и всего прочего, и вот там каким-то образом им удавалось действовать. Но на территории, где немецкая армия, там это было запрещено.

Д. Захаров – А вот интересно, им удавалось добиваться хоть каких бы то ни было результатов? Я имею в виду хотя бы представителям католической церкви в составе итальянских войск?

М. Смирнов – Ну, эти результаты совершенно ничтожны, минимальны, и даже потом, впоследствии, когда некоторые остались на советской территории и как гражданские лица пытались тайно осуществлять свою деятельность, в дальнейшем были арестованы органами НКВД и давали показания, вот читая эти показания, понимаешь, что все это были ничтожные и очень романтические попытки и идеи, что вот они смогут осуществить католическую миссию на территории СССР среди русского населения, это так и не удалось.

Д. Захаров – Вот Николай из Москвы спрашивает: «Почему часть Московского патриархата, оставшаяся на оккупированной территории, занималась прославлением Гитлера до 1944 года?». Ну, мне кажется, ответ-то очевиден.

М. Смирнов – Ну, ответ очевиден, потому что не все представители духовенства одинаково были лояльны советскому правительству. В частности, кстати говоря, если читать книгу Анатолия Судоплатова, он указывает, что среди агентуры, которая также была и среди духовенства Московского патриархата, многие оказались предателями, многие сдали наших разведчиков, которые выходили на них впоследствии уже во время оккупации, и все это создавало предпосылки для того, чтобы, в общем, в разных обстоятельствах, на разных территориях православное духовенство действовало по-разному. В частности, самой яркой фигурой, которая проявила такую полную лояльность или рвение даже в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями, надо указать фигуру экзарха Прибалтики, который имел кафедру в Вильнюсе и в Риге, это Сергий Воскресенский. Он во время продвижения немецких войск и когда ему предлагали эвакуироваться с частями Красной Армии скрылся, по некоторым версиям он скрылся в крипте Рижского кафедрального собора православного, дождался прихода немцев и вышел оттуда. Кстати, сразу был арестован Гестапо, потому что у них имелись точные сведения, что он являлся агентом НКВД.

Д. Захаров – А он действительно был агентом НКВД?

М. Смирнов – Ну, опять-таки, за неимением архивов я никогда не смогу вынести такой строгий приговор, но, скорее всего, да, и был, кстати говоря, только в 1940 году направлен из Москвы в Прибалтику по благословению тогдашнего предстоятеля Русской православной церкви митрополита Сергия, только другого Сергия – Сергия Старгородского, они оба Сергии, чтобы здесь не путать. Скорей всего, конечно, это произошло не без ведома властей, как вы понимаете, 1940 год и церковь находится в таком, я бы сказал, ну, просто угнетенном состоянии, существует только канцелярия митрополита Сергия, которая представляет церковь, а вот приходов-то крайне мало и реальная религиозная жизнь на территории Советского Союза почти угасает.

Д. Захаров – Как же он с гестаповцами сумел договориться?

М. Смирнов – А он стал объяснять, что вот при помощи его и при помощи верного ему духовенства они смогут создать как бы противовес тому, что происходит в Москве, потому что там, он убеждал, Сергий находится целиком в руках коммунистической власти, Кремля, НКВД, он говорит не своим голосом и он ждет вот этого освобождения, как и многие другие православные священники. И надо сказать, что такая политика нацистов и прежде всего я бы сказал здесь о службе имперской безопасности, она проявилась не только, скажем, в Прибалтике.

Д. Захаров – Извините, Марк, вернемся к этому человеку. Значит, он договорился, ему поверили...

М. Смирнов – Поверили.

Д. Захаров – ...и он получил в свои руки инструменты для того, чтобы осуществлять задуманное

М. Смирнов – Да, он стал управлять своей епархией, в том числе им были изданы всевозможные документы, которые декларировали лояльность вот этой епархии, паствы, духовенства Третьему рейху, вождю немецкого народа Гитлеру, служились молебны, прославлявшие немецкое оружие и так далее. Более того, поскольку комиссар, который отвечал за Прибалтику и Белоруссию, немецкий комиссар – были созданы комиссариаты, напомним, например, на Украине был известный Кох, а в Прибалтике и на территории Псковской области комиссариат возглавлял некто Лозе – вот Лозе пошел на то, чтобы легитимировать деятельность митрополита Сергия, и что самое интересное, что до 1944 года, пока уже из Москвы не пришло как бы отлучения митрополиту Сергию Воскресенскому за его сотрудничество с нацистами, они продолжали поминать в богослужении Сергия Страгородского, который находился в Москве и по его благословению вышла книга «Правда о религии» в СССР, которая, представьте себе, во время войны была специально отпечатана, специальным тиражом, и она как бы свидетельствовала или должна была свидетельствовать о том, что религия в России существует свободно и церковь там живет.

Д. Захаров – Ну да. А чем закончил этот человек?

М. Смирнов – Закончил он очень трагически, вернее, как бы не сам закончил, а его жизнь прервали, странная такая произошла ситуация, когда он возвращался из Вильнюса или из Вильно, как тогда это называлось, в Комно или, как правильно теперь называется, Каунас, по дороге он был неизвестными людьми расстрелян, его машину расстреляли, его спутников, которые там находились, в машине, тоже расстреляли, они все погибли. Кто это – до сих пор остается некоторой загадкой. Одна версия...

Д. Захаров – А нужно ли это было немцам?

М. Смирнов – Вот одна версия, что это сами немцы сделали, потому что они как будто заподозрили его в двурушничестве и о том, что он был двойным агентом, есть и такая версия. Другая версия, что это сделали партизаны, одетые в немецкую форму. Как было на самом деле – сказать трудно, но некоторые советские историки допускали, что Сергий был настолько ловкий человек, что...

Д. Захаров – Инсценировал.

М. Смирнов – ...инсценировал вот такое сотрудничество. И, кстати говоря, из его окружения известны, например, такие фразы, он довольно был откровенен со своими близкими и иногда говорил: «Ну уж если мы энкавэдистов сумели обмануть, обвести вокруг пальца, то уж этих „колбасников“, – имел в виду немцев, – уж и их тоже мы как-то постараемся обмануть». Ну, видимо, может быть, это двурушничество, может быть, он слишком активно способствовал какой-то, я бы сказал, сплоченности русских, поднятию национального духа, что тоже имело место на оккупированных территориях, все это показалось вредным и из Берлина мог придти приказ о его ликвидации.

Д. Захаров – Ну, Гестапо-то там было рядом, в застенках у него бы еще поспрашивали чего, если что не так.

М. Смирнов – Тем не менее.

Д. Захаров – Вот вопрос от безымянного слушателя из безымянного города: «Какая была установка на веру у власовцев?». Тоже вопрос, наверное, неоднозначный.

М. Смирнов – Неоднозначный, но он частично даже перекликается в ситуации как раз Прибалтики и Псковской области, потому что с разрешения немецкого командования митрополит Сергий Воскресенский начал так называемую Псковскую миссию. Была создана группа священников, духовенства православного, которая имела право, а это, конечно, по специальным пропускам, на машинах, которые выделяло военное командование, они могли разъезжать по Псковской области, выезжая из Прибалтики на оккупированную территорию, где проповедовали, где открывали храмы, где возрождали церковную и религиозную жизнь. Это единственный случай на всей оккупированной территории – так называемая Псковская миссия. И ведь неслучайно Власовская армия имеет свое начало именно из Пскова, именно там была заложена основа РОА – Российской освободительной армии. Там, конечно же, духовенство тоже совершало соответствующие молебны и благословляло вот этих воинов РОА на борьбу с жидо-коммунистами. Поэтому, естественно, вот и ответ на вопрос – самая тесная связь. И у власовцев тоже были военные священники, которые действовали в этих частях.

Д. Захаров – Марк, вот вопрос, который, наверное, напрашивается неизбежно. Если нацисты ставили перед собой задачу как бы распылить славянское население Советского Союза, перевести туда немцев из Германии, кстати, несколько попыток перевозить немцев на оккупированные территории предпринимались, правда, никакого успеха в этом не было и, естественно, изменить демографическую ситуацию и населить территорию Советского Союза немцами не представлялось никакой реальности, то почему же они достаточно лояльно относились к распространению, пусть и экспортной разновидности, православной церкви? Вероятнее всего, под этим тоже имелся какой-то особый замысел? То есть эта территория будет подконтрольна с подконтрольной православной церковью, и поэтому как бы да, пожалуйста, функционируйте здесь ровно на столько, на сколько вы в состоянии это делать?

М. Смирнов – Дело в том, что одно дело – начало войны и вот эти бредовые планы о создании таких независимых друг от друга приходов и вообще Гитлер говорил – да ради Бога, пусть они там хоть шаманские культы создают, это только лучше для нашей миссии на Востоке. И другое дело – это уже ситуация, скажем, 1943-44 годов, когда германская армия терпит одно поражение за другим, когда немецкое командование в особенности понимает задачу искать как бы союзнические какие-то настроения, силы в самом русском населении и, кстати говоря, не только среди русского населения. Вообще большая ставка была сделана на национальный элемент, на русское казачество, на украинцев, на белорусов, поэтому даже, вот, скажем, украинский комиссариат, немецкий, он способствовал созданию украинской православной автокефальной церкви, и церковное министерство в Берлине специально тоже вырабатывало некие такие проекты и даже вплоть до собрания, Собора архиереев, избрания патриарха для украинской церкви. Только конфликты с украинскими националистами и партизанская деятельность бандеровцев, она, вот, собственно говоря, помешала этому. Но все равно, даже уже когда поняли, что необходимо как-то опираться на какие-то национальные силы и в том числе и в церковной жизни, были проведены церковные съезды. Кстати, один из них прошел в Вене, другой – в Варшаве, и даже уже когда почти Красная Армия подошла к бывшим границам СССР, по-прежнему еще на этих архиереев делали ставку, а впоследствии уже из Варшавы их перевезли в Словакию, эвакуировали, потому что уже даже предмета для каких-то реализаций этих планов уже не существовало, почвы никакой не было, потому что Красная Армия очень стремительно разрушала все такие, достаточно эфемерные планы немецкого руководства. Но вот что касается национального элемента, он был использован. В Белоруссии был создан тоже свой церковный экзархат, украинцы имели свой экзархат. Ну и, вообще, я должен отметить, что немцы делали большую ставку на то, что как бы вот этот конгломерат народов, входивших в состав населения СССР, он как бы, получив освобождение, приобретет и стимул для сотрудничества с немцами с участием в антисоветской деятельности. Ну, вот по-разному в разных местах это проводилось.

Д. Захаров – Да. И озадачились они этим уже в 1943 году. Вот вопрос от Дениса из Москвы: «Скажите, пожалуйста, каково было отношение к мусульманам, проживавшим на территории России, а также ко всевозможным протестантским течениям, например, баптистам?».

М. Смирнов – Ну, немцы вообще не приветствовали всевозможные секты, я ведь и с баптистов начал. Иеговисты у них вообще считались преступниками, в концлагерь отправлялись. Иеговисты очень сильно потерпели, так сказать, со стороны нацистской власти. Баптистов специально никто не поддерживал. Что касается мусульман, ну, поскольку немецкая армия все-таки не дошла, скажем, до Урала, до Сибири, до Поволжья, где...

Д. Захаров – Старообрядцы?

М. Смирнов – Ну, я имею в виду мусульман. Коренное население все-таки там, где они были, это были русские, белорусы, украинцы, молдаване, мусульман там не было. Что касается как бы вообще отдельного отношения к мусульманам внутри Германии, да, вот, скажем, туркестанский батальон немцы создавали, создавали специальные школы СС для мусульман, почему-то к ним особое было доверие у немецкого командования, ну и достаточно материалов о том, как бывших военнопленных тюркского происхождения вербовали в подобные части Ваффен-СС. То же самое касалось, естественно, и всех русских военнопленных, которые хотели бы принять участие в борьбе против коммунизма.

Д. Захаров – Марк, у нас остается совсем немного времени. Давайте ответим на звонки слушателей. Вот на пейджер от Веры пришло: «Фашисты крышевали церковь, попы работали совместно с СС для разоблачения коммунистов». Вот такие вот выводы простые. Алло, слушаем вас. Добрый вечер.

Слушатель – Добрый вечер. Меня зовут Сергей. Я из Москвы. Я вот хотел узнать, а со стороны, скажем, немецкого командования, наиболее интеллектуальной его части, каково было отношение к советской идеологии? Не было ли, скажем, попытки или, так сказать, взгляда на нее, как на своего рода религию? Ведь в свое время Унгерн Фон Штернберг сказал, что Ленин создал религию.

Д. Захаров – Спасибо за вопрос.

М. Смирнов – Ну, я думаю, что здесь, скорее, сталкивались две такие квазирелигиозные формы и, скорее, даже просвещенные и вполне интеллектуальные представители военного командования Третьего рейха, они все-таки рассматривали Россию и собственно ее религию, как нечто отсталое, как нечто то, что совершенно не соответствует представлению о нордической расе и правильной религии. Хотя я думаю, что какие-то отдельные офицеры, отдельные, может быть, и генералы, они вполне сочувственно относились к мирному гражданскому населению и надо сказать, что именно в первые месяцы войны они охотно поддерживали просьбы населения об открытии храмов, о чем мы уже говорили.

Д. Захаров – Тут я добавлю, если можно, два слова. Федор Фон Бок в своих дневниках пишет, что после того, как началась реализация плана «Барбаросса», он написал в ставку письмо о том, что на оккупированных территориях надо создать временное русское правительство, администрацию, начать формировать армию, институты управления и власти, и с его точки зрения это все представлялось абсолютно логичным, на что Кейтель ему сказал, что «я с твоим письмом к Гитлеру даже не пойду».

М. Смирнов – Ну вот это достаточно яркая характеристика. Я бы только отметил еще одно. Две стороны, борясь друг с другом, то есть, соответственно, советская власть и нацистский режим, одинаково рассматривали церковь как некое политическое орудие. Когда Сталину стали докладывать, и это шло и по линии разведки, и партизанского движения о том, что на оккупированных территориях открываются храмы и население охотно это поддерживает и немцы здесь играют определенную роль, это создало предпосылки для того, чтобы, конечно же, и на территории СССР возродить церковь, и к 1943 году неслучайно Сталин, Берия и Молотов решили возродить институт патриаршества и вот митрополит Сергий стал патриархом. И здесь разведка советская сыграла очень большую роль. Кстати, отмечу и то, что уже упоминал, вот если читать книгу Судоплатова, то там рассказывается об операции «Послушники», это когда несколько офицеров советской разведки под прикрытием, так сказать, деятельности православного духовенства, вместе с ними, с этими разведчиками был действительно действующий епископ Василий Ратмиров, находились в оккупированном Калинине, и там они проводили, конечно, разведдеятельность и там же собирали информацию о сотрудничестве и колаборантов, церковников в том числе, с нацистами. И надо сказать, что немедленно, вот как только наши разведчики оказались в Калинине, как рассказывал мне полковник внешней разведки Иоанн Михеев, ныне здравствующий, пенсионер и ветеран внешней разведки, тут же был епископ вызван представителем СД и ему сразу стали задавать вопросы – как и насколько вы пострадали от большевизма? Ну, там была, собственно, придумана легенда, что он находился в лагерях, на самом деле он никогда не репрессировался, и тут же немецкое командование попросило его оказать услуги именно в целях пропаганды влиять на население Калинина, на паству, в целях поднятия вот такого прогерманского духа. Так что такие примеры, они как бы свидетельствуют о том, что и та, и другая сторона пытались церковь задействовать.

Д. Захаров – Ну да, как таранное бревно.

М. Смирнов – Да. К сожалению, многие, конечно, священники были репрессированы, многие пали жертвой.

Д. Захаров – Марк, наше время подошло к концу. Сейчас очередной эпизод Елены Съяновой. А мы прощаемся с нашими слушателями. До встречи через неделю. Спасибо.


РАССКАЗ ЕЛЕНЫ СЪЯНОВОЙ

«Мифы – это витамины духа» – Герр Гербигер, автор доктрины «Вечный лед», не церемонясь, срывал такие фразы у всевозможных авторов, чтобы варить из них собственное ученье. «Свирепый пророк» становился тихим и задумчивым, когда гулял со своим учеником по горному лесу. Произнося монологи, Гербигер постоянно что-то собирал: травы, почки, ягоды, а затем, у себя на кухне, готовил из них супы, отвары и жаркое из корней и заставлял Гитлера есть. Поэтому больше трёх дней Гитлер в гостях у Гербигера не выдерживал: он как-то признался Гессу, что, оставшись на четвертый, начал испытывать зверское желание приготовить себе завтрак из самого пророка. Но это были не единственные мучения. Ганс Гербигер отказывал своему ученику в серьёзных теоретических беседах, пока тот не прекратит «махать руками». «Ты мелешь воздух, как мельница, перемалывая собственную энергию, дробя её впустую. Руки должны быть замком. Глаза щупальцами. Голос – извержением, оплодотворяющим толпу...» – внушал Гербигер, в очередной раз ставя Гитлера перед низенькой обшарпанной стенкой террасы, опасно нависающей над пропастью. «Там, там, – тыкал он пальцем вниз, – там Германия! Туда говори». Гитлер говорил, изо всех сил стараясь унять руки, однако тут же начинало метаться остальное тело, и пару он едва не навернулся с двух сотен метров. Наконец, Гербигер плюнул, и тогда появился ... ящик. Внешне он был похож на высокую, узкую трибуну. Встав в него, Гитлер начал говорить, думая, что стенки только ограничат разгул его рук, и внезапно взвыл от боли. Стоило ему только привычно податься назад, как в спину и пониже что-то впилось; он дёрнулся было в бок, и правое плечо точно прошило. Весь ящик изнутри оказался утыкан жуткими тонкими иглами, позволявшими, как позже выяснилось, двигаться только руками и только по заданной траектории. А лучше было, вообще держать их замком там, где мужчине и положено.

Нет, Гербигер не ошибся, предпочтя этого парня остальным. Весь белый и мокрый от напряжения и боли, он упорно, раз за разом, помещал себя в эту «инквизицию» и достиг результата. Вскоре «ящик» был отменен и отправился в сарай, до следующего клиента. А в тело Гитлера точно вставили штырь. Гербигер, правда, называл это по-другому. Он говорил: «Вот теперь, Адольф, ты пустил корни, и тебя пришлось бы корчевать. Но, ещё поглядим, отыщется ли такой садовник теперь, когда я начну учить тебя по-настоящему».

Гитлер менялся, когда начинал говорить; это замечали все. Но в остальном оставался прежним. «Мелкий себялюбец, честолюбивое ничтожество», – других определений для него у сопредседателя Немецкой Рабочей партии Антона Дрекслера не было. И вот этот «мелкий» – Дрекслеру он был по плечо – принялся активно его подсиживать. Каким-то чудом ему удалось сделать две вещи. Во-первых, буквально влюбить в себя респектабельного Рудольфа Гесса, связанного с серьёзными денежными людьми. Во-вторых, держать на коротком поводке свирепого гомосексуалиста Эрнста Рема, штабиста 7ого военного округа. Этот краснолицый, шумный, улыбчивый сангвиник всюду таскался со своим охвостьем: все, кто попадал в поле его внимания, в конце концов туда встраивались. Единственным исключением стал Гесс, по уши влюбленный в красивую девчонку по имени Эльза Прель. Это только подхлестнуло нежные чувства Рема, и он стал смотреть на Гесса с таким вожделением, что Дрекслера тошнило. Сам же Гесс с непостижимым для сопредседателя партии восторгом взирал на Гитлера. И вот, там, где любой другой наверняка проиграл бы, Гитлер умудрился выиграть, использовав Гесса, скрутил и намотал себе на руку волю Эрнста Рема.

На очередном заседании комитета партии, когда передача руководства от одного сопредседателя к другому должна было пройти, как обычная формальность, именно Рем вдруг потребовал выборов. Гесс его поддержал. Гитлер молчал, скромно потупившись. Молчали и остальные члены комитета. Дрекслеру пришлось напомнить, что его Комитет независимых рабочих, объединившись с Политическим союзом рабочих Харера, и составили собственно партию – НРП, и если кто-то желает присвоить себе чужие заслуги... Тут Гитлер вскочил... Однако, вместо обычной клоунады с воплями и дерганьем всех конечностей, вдруг заговорил твердо, разумно и здраво: Дело не в председателе.., это потом. Дело в ясной концепции и способности её популяризировать. Для начала собрать большой митинг и заявить о себе. Купить или основать газету. Нужен прорыв. Мы должны действовать, как штурмовой отряд. А кто пойдет первым – не важно. И ещё. Правительство красных нам пока не по зубам. Пусть их свергают другие. Мы, НРП, должны выесть под коммунистами их основу – рабочих, увлеченных социализмом. (Он так и сказал – «выесть»). И закончил, тоном учителя, утомившегося разъяснять истины тупым ученикам: «Не о председательстве я помышляю, друзья мои, а о программе.»

«Или сей же час выкинуть этого актеришку из партии, пока я ещё могу... Или он сам тут всё „выест“», – сказал себе Дрекслер.

Но сила, захватившей его ненависти и какого-то жутковатого предвиденья так не соответствовали реальным обстоятельствам, что он ... промолчал.