Хай живе Україна! Хуй войне!
RSS статей сайта
Слушать «Маленькие трагедии»
000
Дата эфира: 15 января 2007.
Ведущая: Елена Съянова.
К зиме 1922 года Германия могла похвастаться своеобразным рекордом — наличием около трех сотен политических партий. Три, пять, семь человек встречались в пивной или ночном клубе, ругали всех подряд, сходились на отрицании всего сущего и ненависти к чему-то конкретному, например, к Вальтеру Ратенау, французским банкирам или Комиссии по репарациям, затем решали проблему с названием. Все стремились жонглировать одними и теми же словами: патриотизм, социализм, нация, демократ, свобода, рабочий, единство. Но поскольку число комбинаций тут конечно, то и возникали периодически такие, к примеру, названия, как «Баварские львы» или «Партия сексуальной нетерпимости». Любопытно, что в уставе у этой «Нетерпимости» первым пунктом стоял «бойкот французских товаров», а четвертым — террор в отношении чиновников, «ответственных за выполнение условий Комиссии по репарациям». Когда 26 декабря правительство, официально, объявило об отказе от выплат репараций, несколько десятков партий подобного рода благополучно рассыпалось.
Конечно, среди всего этого партийного мусора НСДАП стояла неколебимо. Вот только фигурировала она пока не как политическая единица, а «в пакете» общих патриотических сил. Это было обидно.
Через полвека, отбывая пожизненное заключение в тюрьме Шпандау, Гесс напишет о зиме 22 года: «Мы уже имели своё лицо, и мы стремились показать его обществу. Но мы были молоды и мы торопились».
Так он напишет в 72ом, а тогда главные «стратеги партии» — сам Гесс, Розенберг, Рем, Вальтер Дарре, Геринг предложили Гитлеру «задачу дня», которая была сформулирована так: «Они должны о нас помнить». Формулировку дал вступивший только что, в ноябре, школьный учитель из Нюрнберга по имени Юлиус Штрайхер. До этого он уже побывал в нескольких партиях и в НСДАП пришел со скандалом, настроив против себя всё руководство, за исключением Гитлера, который, сам будучи актером по призванию, очень ценил в соратниках выраженное амплуа. Например, Гесса он в шутку, конечно, называл «стеной плача», Розенберг был «теоретик», Рем — «храбрый солдат», Геринг — «представительское лицо», ну а Штрайхера с первого дня записали в «штатные антисемиты».
Вообще, все вступающие в НСДАП, как впрочем, и в любую партию, делились на «вступающих молча» и «вступающих с предложением». «Предложение» Штрайхера было такое: каждый месяц силами в основном партийной молодежи проводить — цитирую «трёхдневки пощечин», «декады плевков» и «фестивали молотых челюстей».
Партийная хроника Рудольфа Гесса стыдливо умалчивает о том, как воплощались эти «задачи дня». Но есть и другие хроники, например, также стыдливо замалчиваемая историками хроника Университета города Мюнхена зимы 22 года. 27 декабря студент первокурсник Н при выходе из аудитории дал пощечину преподавателю М. При разбирательстве этого эпизода Н заявил, что является членом Национал социалистической рабочей партии и его поступок — это «акт». Уже на следующий день ошарашенное руководство Университета снова вынуждено было разбираться с аналогичными «актами» студентов А, Б и В, на третий день — студентов Г, Д и Е, а на четвертый разбираться стало уже поздно, потому что Университет охватила какая-то эпидемия: студенты первого и второго курсов вдруг начали энергично плеваться. Плевали молча, под ноги преподавателям-евреям или тем, кого считали евреями. Преподаватели же вели себя по-разному: например, профессор К объяснил студенту Л, что он не еврей, и плюнувший Л перед профессором публично извинился; а вот профессор Р, взглянув на плевок на своем ботинке, молча взял студента С за шиворот, выволок на улицу и уложил лицом в грязный снег.
Последовало несколько исключений, но в общем, Университет, что называется, решил не выносить сор из избы. Мюнхен, «весёлый Мюнхен» — культурная столица Германии и ... вдруг такое!
Повторяю, в партийных «хрониках» Гесса о плевках и пощечинах ничего впрямую не сказано. Но 30 декабря появляется такая запись: «Любое действие, попирающее общественную мораль, вываливающееся за рамки правил и норм, есть художественный акт». И дальше: «Политическая борьба есть художественное творчество, и мы докажем это».
Если дополнить эту запись несколькими письмами Гесса сестре в Александрию, в которых он рассуждает об объединении художников под названием «Дада» и их знаменитой выставке 19 года, где «Мона Лиза» появилась с бородой и усами (а ещё раньше выставлялись, например, колесо велосипеда на подставке и перевернутый писсуар), то всё становится на свои места. И тогда плевок на ботинок профессора-еврея можно рассматривать, как художественный акт.
Вот такими «актами» НСДАП и собиралась активно заниматься в новом, 1923 году (не забудем ещё о «фестивалях молотых челюстей»). Однако, наставники и мастера сочли партию пригодной уже для целого «перформанса», и в январе 1923 года в «хронике» Гесса впервые появляются слова «национальный баварский переворот», со штаб-квартирой в весёлом Мюнхене.
Конечно, среди всего этого партийного мусора НСДАП стояла неколебимо. Вот только фигурировала она пока не как политическая единица, а «в пакете» общих патриотических сил. Это было обидно.
Через полвека, отбывая пожизненное заключение в тюрьме Шпандау, Гесс напишет о зиме 22 года: «Мы уже имели своё лицо, и мы стремились показать его обществу. Но мы были молоды и мы торопились».
Так он напишет в 72ом, а тогда главные «стратеги партии» — сам Гесс, Розенберг, Рем, Вальтер Дарре, Геринг предложили Гитлеру «задачу дня», которая была сформулирована так: «Они должны о нас помнить». Формулировку дал вступивший только что, в ноябре, школьный учитель из Нюрнберга по имени Юлиус Штрайхер. До этого он уже побывал в нескольких партиях и в НСДАП пришел со скандалом, настроив против себя всё руководство, за исключением Гитлера, который, сам будучи актером по призванию, очень ценил в соратниках выраженное амплуа. Например, Гесса он в шутку, конечно, называл «стеной плача», Розенберг был «теоретик», Рем — «храбрый солдат», Геринг — «представительское лицо», ну а Штрайхера с первого дня записали в «штатные антисемиты».
Вообще, все вступающие в НСДАП, как впрочем, и в любую партию, делились на «вступающих молча» и «вступающих с предложением». «Предложение» Штрайхера было такое: каждый месяц силами в основном партийной молодежи проводить — цитирую «трёхдневки пощечин», «декады плевков» и «фестивали молотых челюстей».
Партийная хроника Рудольфа Гесса стыдливо умалчивает о том, как воплощались эти «задачи дня». Но есть и другие хроники, например, также стыдливо замалчиваемая историками хроника Университета города Мюнхена зимы 22 года. 27 декабря студент первокурсник Н при выходе из аудитории дал пощечину преподавателю М. При разбирательстве этого эпизода Н заявил, что является членом Национал социалистической рабочей партии и его поступок — это «акт». Уже на следующий день ошарашенное руководство Университета снова вынуждено было разбираться с аналогичными «актами» студентов А, Б и В, на третий день — студентов Г, Д и Е, а на четвертый разбираться стало уже поздно, потому что Университет охватила какая-то эпидемия: студенты первого и второго курсов вдруг начали энергично плеваться. Плевали молча, под ноги преподавателям-евреям или тем, кого считали евреями. Преподаватели же вели себя по-разному: например, профессор К объяснил студенту Л, что он не еврей, и плюнувший Л перед профессором публично извинился; а вот профессор Р, взглянув на плевок на своем ботинке, молча взял студента С за шиворот, выволок на улицу и уложил лицом в грязный снег.
Последовало несколько исключений, но в общем, Университет, что называется, решил не выносить сор из избы. Мюнхен, «весёлый Мюнхен» — культурная столица Германии и ... вдруг такое!
Повторяю, в партийных «хрониках» Гесса о плевках и пощечинах ничего впрямую не сказано. Но 30 декабря появляется такая запись: «Любое действие, попирающее общественную мораль, вываливающееся за рамки правил и норм, есть художественный акт». И дальше: «Политическая борьба есть художественное творчество, и мы докажем это».
Если дополнить эту запись несколькими письмами Гесса сестре в Александрию, в которых он рассуждает об объединении художников под названием «Дада» и их знаменитой выставке 19 года, где «Мона Лиза» появилась с бородой и усами (а ещё раньше выставлялись, например, колесо велосипеда на подставке и перевернутый писсуар), то всё становится на свои места. И тогда плевок на ботинок профессора-еврея можно рассматривать, как художественный акт.
Вот такими «актами» НСДАП и собиралась активно заниматься в новом, 1923 году (не забудем ещё о «фестивалях молотых челюстей»). Однако, наставники и мастера сочли партию пригодной уже для целого «перформанса», и в январе 1923 года в «хронике» Гесса впервые появляются слова «национальный баварский переворот», со штаб-квартирой в весёлом Мюнхене.
